Согласно абз. 1 п. 3 ст. 308 ГК РФ обязательство не создает обязанностей для лиц, не участвующих в нем в качестве сторон (для третьих лиц). Однако в силу основных начал гражданского законодательства (ст. 1 ГК РФ) подлежит ограничению автономия воли третьих лиц во избежание их недобросовестного вторжения в чужие договорные отношения. Запрещая преднамеренный сговор третьих лиц с неисправным контрагентом обязательства в пользу потерпевшей стороны этого обязательства, гражданское право вводит меры судебной защиты абсолютно-правового характера. Путем применения этих мер предупреждается и пресекается вред обязательственным правам потерпевшей стороны, которой по смыслу закона (абз. 1 п. 1 ст. 8 ГК РФ) гарантировано право на защиту своих требований от посягательств третьих лиц <1> — интервентов.
———————————
<1> См.: Синицын С.А. Общее учение об абсолютных и относительных субъективных гражданских правах: Дис. … д-ра юрид. наук. М., 2017. С. 509, 510, 535, 536, 539.
Так, специальными положениями гражданского законодательства прямо предусматривается возможность аннулирования сделок, заключенных одной из сторон обязательства с третьим лицом в нарушение условий обязательства. Как следует из положения абз. 3 п. 6 ст. 67.2 ГК РФ, сделка, заключенная стороной корпоративного договора в нарушение этого договора, может быть признана судом недействительной по иску участника корпоративного договора только в случае, если другая сторона сделки знала или должна была знать об ограничениях, предусмотренных корпоративным договором. По правилу абз. 3 п. 4 ст. 388 ГК РФ, если договором был предусмотрен запрет уступки права на получение неденежного исполнения, соглашение об уступке может быть признано недействительным по иску должника только в случае, когда доказано, что другая сторона соглашения знала или должна была знать об указанном запрете. К правоотношениям, не регулируемым нормами об уступке требования и корпоративном договоре, запрет на вторжение в них субсидиарно применим в качестве общего правила.
Однако по вопросу определения юридического смысла подразумеваемого общего положения <1>, предписывающего аннулирование соглашений с третьими лицами — интервентами, единства судебной практики не имеется. Противоречия в толковании и применении гражданского законодательства демонстрируются на примере следующих судебных дел.
———————————
<1> См.: Карапетов А.Г. Экономический анализ права. М., 2016. С. 410.
В первом деле застройщик — акционерное общество обратился с иском в Дорогомиловский районный суд г. Москвы к ответчикам — индивидуальному предпринимателю и гражданину о признании недействительным договора об уступке права требования уплаты законной неустойки и штрафов за нарушение обязательств из договора участия в долевом строительстве многоквартирного дома. В обоснование требования истец указал на условия заключенного между ним и гражданином-соответчиком договора участия в долевом строительстве, по которым уступка прав требования возможна только с письменного согласия застройщика. В нарушение этого договорного условия между ответчиками был заключен договор об уступке, на основании которого от гражданина-цедента переходят к индивидуальному предпринимателю — цессионарию права на получение с застройщика неустойки за просрочку исполнения его обязательств.
О договорном ограничении уступки индивидуальный предприниматель должен был знать, так как гражданин передал ему документы, удостоверяющие права на получение неустойки от застройщика, и сообщил сведения, имеющие значение для осуществления цессионарием его прав из договора участия в строительстве. Решением суда первой инстанции вследствие установления этих обстоятельств иск был удовлетворен в полном объеме: договор об уступке между ответчиками признан недействительным <1>. При разрешении дела суд применил нормы ст. 174 ГК РФ о последствиях ограничения договором полномочий лица на совершение оспоримой сделки.
———————————
<1> Решение Дорогомиловского районного суда г. Москвы от 18 июня 2018 г. по делу N 02-2038/2018. https://www.mos-gorsud.ru/rs/dorogomilovskij/services/cases/civil/details/35d432b8-9712-4870-aff4-68ee129496e9?caseNumber=02-2038/2018 (дата обращения: 27.01.2019).
Судебная коллегия по гражданским делам Московского городского суда, рассмотрев дело в апелляционном порядке, отменила решение суда первой инстанции и в иске отказала <1>. Апелляционное определение было мотивировано ссылкой на положения п. 3 ст. 388 ГК РФ и разъяснения, данные в п. 17 Постановления Пленума ВС РФ N 54 о том, что уступка права требования по денежному обязательству в нарушение условия договора о предоставлении согласия должника или о запрете уступки по общему правилу действительна независимо от того, знал или должен был знать цессионарий о достигнутом между цедентом и должником соглашении, запрещающем или ограничивающем уступку. Вместе с тем, если цедент и цессионарий, совершая уступку требования вопреки названному договорному запрету, действовали с намерением причинить вред должнику, такая уступка может быть признана недействительной — по ст. ст. 10 и 168 ГК РФ.
———————————
<1> Апелляционное определение Московского городского суда от 22 ноября 2018 г. по делу N 33-51380/2018.
По делу было установлено, что при заключении договора об уступке его стороны не действовали с намерением причинить вред истцу, что этот договор не повлиял ни на действительность, ни на объем обязанности застройщика по уплате неустойки и что исполнение этой обязанности новому кредитору не стало более обременительным для должника. При таких обстоятельствах суд апелляционной инстанции признал ошибочным вывод Дорогомиловского районного суда г. Москвы об аннулировании сделки по уступке прав требования.
Во втором деле гражданин предъявил в Преображенский районный суд г. Москвы по поводу спорного недвижимого имущества иск к трем соответчикам, по которому требовал: признать недействительными два заключенных договора продажи недвижимости — между первым и вторым ответчиками, между вторым и третьим ответчиками; признать заключенным на условиях предварительного договора основной договор продажи недвижимости между истцом и первым ответчиком; аннулировать реестровую запись о праве собственности третьего ответчика на имущество; признать право собственности истца на имущество.
Суд по делу установил, что между истцом и первым ответчиком заключен предварительный договор продажи недвижимости, по которому в оговоренный срок сторонами должен быть заключен основной договор при условии уплаты истцом обеспечительного платежа. Обязательство по уплате обеспечительного платежа было исполнено истцом в полном объеме, однако первый ответчик от заключения основного договора уклонился и продал недвижимое имущество второму ответчику, который впоследствии перепродал его третьему ответчику. К моменту рассмотрения гражданского дела спорное недвижимое имущество передано вторым ответчиком по акту приема-передачи третьему ответчику, на имя которого зарегистрировано право собственности. Первый ответчик признан банкротом по определению Арбитражного суда г. Москвы.
Решением суда первой инстанции в удовлетворении иска было отказано <1>. В обоснование принятого решения суд привел разъяснения Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ, содержащиеся в п. п. 2, 3, 5, 8 Постановления от 11 июля 2011 г. N 54 «О некоторых вопросах разрешения споров, возникающих из договоров по поводу недвижимости, которая будет создана или приобретена в будущем», по смыслу которых к отношениям между истцом и первым ответчиком подлежат применению нормы ГК РФ о продаже недвижимости, поскольку их предварительный договор устанавливает обязанность приобретателя уплатить цену недвижимого имущества до заключения сторонами основного договора. В случае неисполнения продавцом обязательства по передаче недвижимой вещи покупатель вправе требовать понуждения продавца к исполнению обязанности и регистрации перехода права собственности на спорную недвижимую вещь, если она имеется в натуре и ей владеет продавец, право собственности которого на нее зарегистрировано в реестре.
———————————
<1> См.: решение Преображенского районного суда г. Москвы от 26 сентября 2017 г. по делу N 02-4520/2017. URL: https://www.mos-gorsud.ru/rs/preobrazhenskij/services/cases/civil/details/4725bcf1-9f68-437a-a947-58f5bd7fc795 (дата обращения: 31.01.2019).
По мнению суда первой инстанции, нормы ст. 398 ГК РФ о понуждении к реальному исполнению обязанности по передаче индивидуально-определенной вещи не подлежат применению в связи с утратой продавцом владения спорным недвижимым имуществом и права собственности на него. При оценке прав различных покупателей одной и той же вещи судом отдано преимущество тому, чье право собственности было зарегистрировано. При этом права на истребование имущества из чужого незаконного владения по правилам ст. ст. 301 и 302 ГК РФ покупатель-истец не имеет. Преображенский районный суд г. Москвы пришел к выводу, что при указанных обстоятельствах продавец имеет лишь право требовать возврата уплаченной продавцу денежной суммы и уплаты процентов на нее, а также возмещения причиненных убытков, в то время как избранный истцом способ защиты прав является ненадлежащим.
По результатам апелляционного рассмотрения дела решение суда первой инстанции было отменено, принято новое решение об удовлетворении исковых требований в полном объеме <1>. Суд апелляционной инстанции признал договор, заключенный истцом и первым ответчиком, договором продажи недвижимости с условием о предварительной оплате. По делу дополнительно установлено, что после заключения указанного договора спорное недвижимое имущество было передано в фактическое владение истцу-покупателю, который пользуется этим имуществом и несет все бремя его содержания. При заключении оспариваемого договора о продаже спорного объекта первый и второй ответчики действовали заведомо недобросовестно, преследуя цель причинения вреда имущественным правам истца как кредитора первого ответчика. Спорный объект недвижимости был продан второму ответчику по цене значительно ниже суммы, уплаченной истцом в качестве обеспечительного платежа. При этом после перехода права собственности ко второму ответчику имущество из владения первого ответчика не выбывало, акт приема-передачи между сторонами подписан не был, новый покупатель не оплатил цену приобретаемой недвижимости и не нес расходы на ее содержание.
———————————
<1> См.: Апелляционное определение Московского городского суда от 22 января 2018 г. по делу N 33-0235/2018.
При заключении договора продажи спорной недвижимой вещи между вторым и третьим ответчиками его стороны также действовали заведомо недобросовестно, поскольку продавец заведомо не имел права распоряжаться имуществом, новый покупатель не исполнил свои обязательства по договору и объект недвижимости фактически ему не передавался. Тем самым имело место нарушение ответчиками положения абз. 1 п. 1 ст. 10 ГК РФ — злоупотребление правом. При таких обстоятельствах судебная коллегия по гражданским делам Московского городского суда пришла к выводу о ничтожности оспариваемых истцом договоров продажи недвижимости по ст. 10 и п. 2 ст. 168 ГК РФ и признала эти договоры недействительными.
Приведенные судебные постановления создают необходимость для целей правильного и единообразного применения судами положений § 2 гл. 9 ГК РФ поставить на обсуждение следующие вопросы:
1. О допустимости оспаривания потерпевшим сделок с интервентом — третьим лицом на основании ГК РФ
В соответствии с нормой п. 1 ст. 174 ГК РФ, если полномочия лица на совершение сделки ограничены договором или положением о филиале или представительстве юридического лица либо полномочия действующего от имени юридического лица без доверенности органа юридического лица ограничены учредительными документами юридического лица или иными регулирующими его деятельность документами по сравнению с тем, как они определены в доверенности, в законе либо как они могут считаться очевидными из обстановки, в которой совершается сделка, и при ее совершении такое лицо или такой орган вышли за пределы этих ограничений, сделка может быть признана судом недействительной по иску лица, в интересах которого установлены ограничения, лишь в случаях, когда доказано, что другая сторона сделки знала или должна была знать об этих ограничениях.
Текст этого пункта в части упоминания о договорном ограничении полномочия совершить сделку дал повод применять санкцию статьи к случаям заключения договоров с интервентом — в условиях отсутствия прямо сформулированного запрета на эти сделки. В частности, применительно к оспариванию действительности договора об уступке прав требования такое расширительное толкование правил ст. 174 ГК РФ было дано Президиумом Высшего Арбитражного Суда РФ <1>. Более того, из предписания п. 1 ст. 174 ГК РФ в отношении уступки права выведено общее правило о допустимости для участника обязательства установить договорные ограничения собственной правоспособности в части заключения сделки, при нарушении которых оспоримая сделка признается судом недействительной <2>. В этом плане весьма показательно решение районного суда по первому делу, где и нашла применение указанная статья.
———————————
<1> См.: Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 13 декабря 2011 г. N 10900/11 по делу N А40-150977/09-47-1040.
<2> См.: Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 29 ноября 2017 г. N Ф06-26730/2017 по делу N А65-5725/2017.
Однако изложенное выше толкование п. 1 ст. 174 ГК РФ представляется неверным. Хотя этот пункт предусматривает признание недействительной сделки, совершенной представителем или органом юридического лица с превышением его полномочий, в том числе в случае ограничения полномочий в договоре, ни п. 1, ни ст. 174 в целом не имеет отношения к ограничению правоспособности участника сделки. На случаи полного или частичного отказа лиц от правоспособности принцип свободы договора не распространяется: данные сделки должны быть прямо дозволены законом (п. 3 ст. 22 ГК РФ). В настоящее время разрешенные сделки по отказу от правоспособности законом не установлены.
Норма рассматриваемой статьи предоставляет правовую охрану условию действительности сделки, состоящему в договорном ограничении реализации полномочий — прав лица или органа совершить сделку в интересах иного лица и от собственного имени либо от имени представляемого. Но в рассматриваемых спорных ситуациях неисправный контрагент потерпевшего в ходе совершения сделки с третьим лицом действует своей волей и в собственном интересе <1>, не осуществляя при этом прямое или косвенное представительство и не исполняя полномочия органа юридического лица. Под используемое в указанном смысле понятие «полномочия» (например, в абз. 1 п. 1 ст. 182 ГК РФ) подпадают не все формы проявления автономии воли участником гражданского правоотношения.
———————————
<1> См.: Синицын С.А. Указ. соч. С. 493.
Предписание п. 1 ст. 174 ГК РФ действует исключительно в отношении условий совершения волеизъявлений прямыми и косвенными представителями (в том числе лицами, которые действуют в чужих интересах от собственного имени) или органами юридического лица. На ограниченность предмета регулирования нормы этого пункта указывает само заглавие статьи — «Последствия нарушения представителем или органом юридического лица условий осуществления полномочий либо интересов представляемого или интересов юридического лица». Последствия выхода за пределы осуществления иных прав на сделку, которые могли бы принадлежать неисправной стороне в обязательстве, санкция этого пункта не определяет.
Соответственно, применяемое для аннулирования сделок с интервентом расширительное толкование правила п. 1 ст. 174 ГК РФ никак не вытекает из его смысла. Эта правовая позиция судов обоснованно считается вынужденной и временной мерой, предпринятой из-за отсутствия единства судебной практики по вопросу о последствиях вторжения в чужие договорные отношения <1>. Более обоснованным с точки зрения действующего гражданского законодательства и практики его толкования является решение суда апелляционной инстанции по второму делу о применении в подобных случаях норм ст. ст. 10 и 168 ГК РФ.
———————————
<1> См.: Байбак В.В. и др. Сделки, представительство, исковая давность: Постатейный комментарий к статьям 153 — 208 Гражданского кодекса Российской Федерации / Отв. ред. А.Г. Карапетов. М., 2018. С. 481.
2. Об основаниях оспаривания потерпевшим сделок его неисправного контрагента с интервентом по правилам ст. ст. 10 и 168 ГК РФ
В соответствии с положением абз. 1 п. 1 ст. 10 ГК РФ не допускаются осуществление гражданских прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу, действия в обход закона с противоправной целью, а также иное заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав (злоупотребление правом). Всеохватывающий императивный характер начала добросовестности предполагает действие данного запрета в отношении не только осуществления гражданских прав, но также приобретения таковых путем заключения сделок.
По правилу п. 3 ст. 1 ГК РФ при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно. Из смысла этого правила вытекает, что приобретение лицом гражданского права является допустимым только при условии допустимости дальнейшего осуществления им данного права. Законодательный запрет заведомо недобросовестного поведения очерчивает общий предел осуществления гражданской правоспособности <1>.
———————————
<1> См.: Агарков М.М. Проблема злоупотребления правом в советском гражданском праве // Избранные труды по гражданскому праву: В 2 т. / Сост. В.А. Белов. М., 2002. Т. 2. С. 364.
Следовательно, к реализации этого права в части «совершения любых не противоречащих закону сделок» (ст. 18 ГК РФ) применим установленный в абз. 1 п. 1 ст. 10 ГК РФ запрет на злоупотребления правом. Если совершение сделки нарушает данное требование закона, такая сделка может быть признана судом недействительной по п. п. 1 или 2 ст. 168 ГК РФ (п. 7 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 г. N 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»).
Согласно п. 1 ст. 168 ГК РФ, за исключением случаев, предусмотренных п. 2 этой статьи или иным законом, сделка, нарушающая требования закона или иного правового акта, является оспоримой, если из закона не следует, что должны применяться другие последствия нарушения, не связанные с недействительностью сделки. По п. 2 статьи сделка, нарушающая требования закона или иного правового акта и при этом посягающая на публичные интересы либо права и охраняемые законом интересы третьих лиц, ничтожна, если из закона не следует, что такая сделка оспорима или должны применяться другие последствия нарушения, не связанные с недействительностью сделки. В апелляционном определении Московского городского суда по второму делу имеется обоснованный вывод о ничтожности договора неисправного продавца контрагента в обязательстве продажи недвижимости с интервентом в силу п. 2. По отношению к такому договору потерпевшая сторона — покупатель находится в положении третьего лица, правам и охраняемым законом интересам которого причиняется вред вследствие злоупотребления правом (п. 4 ст. 10 ГК РФ).
Заключение договора неисправной стороной обязательства и интервентом могут быть квалифицированы как злоупотребление правом только в том случае, если эти действия были совершены с намерением причинить вред потерпевшей стороне обязательства. Наличие такого юридического условия применительно к уступке права требования подтверждается упомянутым разъяснением, данным в п. 17 Постановления Пленума ВС РФ N 54. Но запрет на любые действия подобного рода в полной мере отвечает охраняемому по ст. 10 ГК РФ стандарту добросовестности.
Стороны действуют с намерением причинить вред постольку, поскольку при совершении ничтожной сделки знают о нарушении ею договорных условий — ограничений или запретов, которые установлены в интересах потерпевшего лица. Основанием признания ничтожной сделки недействительной по правилам ст. ст. 10 и 168 ГК РФ является именно явная недобросовестность интервента, который игнорирует заведомо известные ему условия обязательства между его контрагентом и потерпевшей стороной в этом обязательстве <1>. С точки зрения действующего законодательства недопустима интерпретация пределов данного основания аннулирования сделки с участием интервента и в сторону смягчения, и в сторону ужесточения.
———————————
<1> См.: Байбак В.В. и др. Указ. соч. С. 388.
Так, буквальному содержанию абз. 1 п. 1 ст. 10 ГК РФ не соответствует ограничение круга преследуемых недобросовестных действий интервента теми сделками, которые совершаются исключительно с намерением причинить вред, т.е. примерами типичной шиканы. При установлении субъективных признаков неправомерного поведения гражданское законодательство по общему правилу не признает условием применения санкции строго определенную форму вины и тем более прямой умысел с присущими ему специальными мотивами и целями. Интервент может вступить в сговор с неисправным контрагентом потерпевшего для реализации личных имущественных интересов, что не исключает наличие в таких его действиях признаков злоупотребления правом.
Кроме того, неадекватным толкованием является распространение нормы абз. 1 п. 1 ст. 10 ГК РФ на случаи, когда интервент при заключении им сделки не знал, но должен был знать о нарушении этой сделкой условий обязательства между своим контрагентом и потерпевшим. В соответствии с п. 5 ст. 10 ГК РФ добросовестность такого участника спорной сделки предполагается. В условиях отсутствия прямо сформулированного запрета заключать договоры со стороной обязательства, которыми это обязательство нарушается, от третьего лица нельзя требовать мер по проверке данных препятствий. Принятие мер подобного рода представляет собой избыточную добросовестность лица, которое не участвует в нарушенном обязательстве на правах стороны, и превышает должную степень заботливости и осмотрительности. Соответствующее требование предъявляется третьему лицу действующим законодательством только в специальных нормах — абз. 3 п. 6 ст. 67.2 и абз. 3 п. 4 ст. 388 ГК РФ.
На правах третьего лица интервент не в состоянии нарушить обязанности перед потерпевшей стороной обязательства <1>. Причинение вреда, т.е. умаление принадлежащих потерпевшей стороне прав (благ), заключается не в отсутствии положительного исполнения обязанности интервента, а в наличии препятствий к удовлетворению ее законного интереса в отношении предмета обязательства. Сделка между интервентом и неисправным контрагентом обязательства создает эти препятствия путем устранения юридических условий для реализации прав потерпевшим лицом, в том числе для получения реального и надлежащего исполнения обязательства (в частности, при переходе к интервенту права собственности на объект обязательства), либо ухудшает его положение иначе — за счет возложения обязанности, бремени или рисков. Например, сделка причиняет вред в случаях коллизий между ее условиями и преимущественными правами потерпевшего из нарушенного договора.
———————————
<1> См.: Синицын С.А. Указ. соч. С. 492.
3. Об оспаривании сделок с интервентом, посягающих на договорные преимущественные права потерпевшего
Право интервента на приобретение индивидуально-определенной вещи — предмета сделки с неисправным контрагентом в обязательстве — противоречит договорному преимущественному праву потерпевшей стороны обязательства в отношении той же вещи. Этими «вещами» могут быть не только материальные предметы, но и объекты, которые признаются «бестелесными вещами» в целях создания единообразного режима юридического оборота — доли в праве общей собственности, доли в уставном капитале, акции, имущественные права и др.
Преимущественные права стороны обязательства в отношении указанных объектов могут возникать на основании специальных норм гражданского права. Например, законные права подобного рода предоставляются правилами: ст. 250 ГК РФ — участникам общей долевой собственности (преимущественное право покупки доли в праве); ст. 621 ГК РФ — арендатору (преимущественное право заключить договор аренды на новый срок); ст. 684 ГК РФ — нанимателю жилого помещения (преимущественное право на заключение договора найма на новый срок); п. 4 ст. 21 Федерального закона от 8 февраля 1998 г. N 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» — участникам общества (преимущественное право покупки доли или части доли в уставном капитале общества); ст. ст. 7 и 40 Федерального закона от 26 декабря 1995 г. N 208-ФЗ «Об акционерных обществах» — акционерам (преимущественное право на приобретение акций общества); ст. 3 Федерального закона от 22 июля 2008 г. N 159-ФЗ «Об особенностях отчуждения недвижимого имущества, находящегося в государственной или в муниципальной собственности и арендуемого субъектами малого и среднего предпринимательства, и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» — субъекту малого или среднего предпринимательства (преимущественное право приобретения арендуемого имущества); п. 5.1 ст. 10 Федерального закона от 24 июля 2002 г. N 101-ФЗ «Об обороте земель сельскохозяйственного назначения» — крестьянскому (фермерскому) хозяйству или сельскохозяйственной организации, которые используют муниципальный земельный участок (право приобретения участка в собственность или аренду).
В силу принципа свободы договора аналогичные права могут возникнуть на основании договора о передаче имущества (договор купли-продажи, договор аренды и др.), предварительного договора или смешанного договора (например, договора найма-продажи), а также иных договоров, в том числе не предусмотренных законом (п. 2 ст. 421 ГК РФ). Договорные права одной из сторон должны быть признаны «преимущественными» в упомянутом смысле перед третьими лицами в тех случаях, когда по условиям соответствующего договора:
-
- обязанная сторона при наличии воли к заключению договора о передаче индивидуально-определенной вещи на конкретных условиях должна адресовать свое волеизъявление на сделку путем оферты, приглашения делать оферту или извещения о намерении управомоченной стороне, имеющей преимущественное право заключить договор на указанных условиях в установленный срок;
- управомоченная сторона имеет право требовать заключения договора о передаче индивидуально-определенной вещи в течение установленного срока от обязанной стороны, для которой заключение договора обязательно (ст. 445 ГК РФ), путем участия в процедуре заключения указанного договора (отправка оферты, акцепта, протокола разногласий и т.п.) и обращения в суд с исковыми требованиями о понуждении обязанной стороны к заключению договора;
- управомоченная сторона по опциону на заключение договора обладает правом на заключение договора о передаче индивидуально-определенной вещи на оговоренных условиях посредством акцепта безотзывной оферты обязанной стороны в течение установленного срока (ст. 429.2 ГК РФ);
- управомоченная сторона вправе требовать передачи ей индивидуально-определенной вещи обязанной стороной, к которой в случае неисполнения этой обязанности может быть предъявлено требование об отобрании указанной вещи преимущественно перед кредиторами по позже возникшему обязательству или о возмещении убытков (ст. 398 ГК РФ);
- управомоченная сторона может приобрести в будущем имущественное право (право собственности или другое вещное право, обязательственные права владения или пользования) на индивидуально-определенную вещь при условии наступления фактических обстоятельств, которые не зависят от воли обязанной стороны, в частности истечения срока (ст. 624 ГК РФ), отлагательного условия (ст. 157 ГК РФ) и др., в связи с чем на последнюю в силу общих начал и смысла гражданского законодательства (абз. 1 п. 1 ст. 8 ГК РФ) возложена обязанность охранять интерес управомоченной стороны <1>.
———————————
<1> См.: Белов В.А. Кодекс европейского договорного права — European Contract Code: Общий и сравнительно-правовой комментарий: В 2 кн. Кн. 1. М., 2017. С. 73, 74.
Необходимо отметить, что понятие «преимущественные права» в таком широком смысле охватывает собой не одни лишь специфические права, которые предусмотрены, в частности, ст. 250 ГК РФ и обладатели которых на случай их нарушения вправе защитить свои интересы путем принудительного перевода на себя упущенных правомочий и обязанностей, но также распространяется на все вышеперечисленные права, предоставляющие охрану интересам обладателей в возникновении, изменении или прекращении правоотношения. «Преимущество» управомоченных лиц состоит в возможности блокировать правовые последствия действий обязанной стороны и третьего лица, направленных на преобразование правоотношений своей волей и в своем интересе, посредством аннулирования юридической действительности указанных действий (сделок) или специальных способов защиты, предусмотренных законом. Нарушенное право потерпевшего на преобразование правоотношения тем самым является исключительным перед всеми другими (третьими) лицами.
При этом условия договора о соответствующих обязанностях должника — отправке извещения, оферты и вызова на оферту, акцепта оферты, связанности безотзывной офертой, заключению договора, передаче вещи и охране интереса — подразумевают его негативные обязательства по воздержанию от заключения с третьими лицами таких сделок, которые повлекли бы за собой невозможность исполнения обязанностей перед кредитором. Даже если в договоре отсутствуют прямо сформулированные условия о подобных негативных обязательствах, они могут быть выведены из принципа добросовестности <1>. Как следует из правила п. 3 ст. 307 ГК РФ, при установлении, исполнении обязательства и после его прекращения стороны обязаны действовать добросовестно, учитывая права и законные интересы друг друга, взаимно оказывая необходимое содействие для достижения цели обязательства, а также предоставляя друг другу необходимую информацию. С этим правилом явно несовместимы действия, направленные на передачу должником третьему лицу индивидуально-определенной вещи на том праве (например, собственности или аренды), которое по условиям договорного обязательства должно быть предоставлено кредитору — потерпевшей стороне.
———————————
<1> См.: Байбак В.В. и др. Указ. соч. С. 894.
Между тем не все договорные обязанности в отношении индивидуально-определенной вещи предполагают запрет должнику совершить с третьим лицом сделку по распоряжению ею. Так, обязанность риелтора перед потенциальным покупателем о резервировании за ним квартиры имеет собственное содержание и смысл, не подразумевая ни обязанности заключить с ним договор о продаже недвижимости, ни запрета на продажу квартиры третьему лицу. Это договорное условие возлагает негативную обязанность исключительно на риелтора, а не на собственника соответствующей квартиры <1>.
———————————
<1> См.: Синицын С.А. Указ. соч. С. 531, 532.
Реальная осведомленность интервента о договорных условиях, в которых прямо формулируется либо подразумевается негативная обязанность должника не совершать сделки во вред преимущественным правам кредитора, и наличие воли к совершению подобной сделки с неисправным должником в достаточной степени свидетельствуют о намерении интервента причинить вред кредитору — потерпевшей стороне. Это третье лицо злоупотребляет правом, нарушая запрет, который предусмотрен ст. 10 ГК РФ <1>. В случае если недобросовестное третье лицо своими противоправными действиями получило во владение вещь ранее, чем потерпевшая сторона, на него не распространяется установленное законом (второе предложение абз. 1 ст. 398 ГК РФ) преимущество в виде иммунитета от отобрания этой вещи.
———————————
<1> См.: Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 9 марта 2016 г. N 308-ЭС15-16377 по делу N А53-22107/2012.
Признание недействительности ничтожной сделки между интервентом и неисправным должником или применение последствий ее недействительности устраняет созданное данной сделкой препятствие к удовлетворению законного интереса потерпевшей стороны. В качестве надлежащего способа защиты такой иск не может быть по действующему законодательству заменен переводом прав и обязанностей по спорной сделке на потерпевшую сторону. Подобный перевод подлежит применению в прямо предусмотренных случаях защиты нарушенных законных преимущественных прав, в том числе права на покупку доли в праве общей собственности и права на покупку доли в уставном капитале. Расширительное толкование перечня оснований перевода прав и обязанностей по сложившейся правоприменительной практике не допускается. В частности, этот специальный способ защиты (п. 3 ст. 250 ГК РФ) не распространяется на случай нарушения договорного преимущественного права — права арендатора на выкуп <1>.
———————————
<1> См.: Апелляционное определение Воронежского областного суда от 25 февраля 2016 г. по делу N 33-1112/2016; Определение Санкт-Петербургского городского суда от 6 марта 2014 г. по делу N 33-3129/2014.
При удовлетворении судом иска о признании недействительности сделки с участием интервента «преимущественное» положение потерпевшего в том, что касается возможности выгодного преобразования правоотношения, полностью восстанавливается. Этот иск представляет собой необходимый минимум защиты договорного преимущественного права потерпевшего на современном уровне развития гражданского законодательства. Но требование об оспаривании сделки может быть соединено и с иными исковыми требованиями. Так, иск потерпевшей стороны содержит требование о понуждении обязанной стороны к совершению надлежащего волеизъявления, если эта обязанность установлена договором. По второму делу было удовлетворено требование истца о признании юридических последствий, которые составляли предмет его договорного преимущественного права.
Таким образом, сделка с третьим лицом, которая заключена в нарушение условий договора одной из его сторон, может быть признана недействительной по иску потерпевшей стороны на основании ст. ст. 10 и 168 ГК РФ, если третье лицо знало о договорных ограничениях и действовало с намерением причинить вред правам или охраняемым законом интересам этой стороны.
В частности, сделка с третьим лицом, которая заключена одной из сторон договора во вред преимущественному праву, предоставленному другой стороне условиями данного договора в отношении индивидуально-определенной вещи, может быть признана судом недействительной по иску потерпевшей стороны в случае, если это третье лицо знало об указанном преимущественном праве.
Автор: А.В. Ульянов
Телефон: